«Где же ты, мой желанный…» – сидя перед зеркалом и придирчиво рассматривая в нем свое лицо, она промурлыкала строчку из модной оперы Чайковского.

Так… Она медленно и нежно провела пальцами под одним глазом, потом под другим. Ага, вот… и вот… и откуда только все берется… а, кажется, что еще вчера этого не было. Она подумала об этом «вчера» и вдруг осознала, как давно оно было.

С интересом, после недавнего открытия уже носившим другой оттенок, она принялась снова рассматривать мелкие морщинки под глазами. Морщинки, своего рода оттенки и нюансы прошедших переживаний, чувств и событий бурной жизни Женщины, не вызвали у нее раздражения, злости или уныния. Просто они уже появились, и все. Все? Все…

«Что значит «все?» – вдруг подумала она. «Ну что значит все? Видите ли – морщинки… Вот прямо сейчас пойду и брошусь в Канавку! Щаз!» – она как-то внутренне встрепенулась, как в юности, когда на горизонте появлялась потенциальная соперница.

«А как же я? Я еще так молода! Так сумасбродна! И люблю статных, бравых военных!» – она кокетливо повела плечиком и игриво посмотрела в глаза своему отражению.

«Ах, эти офицеры! Ну что ты с ними будешь делать! Все бы любезничать, да волочиться» – мысли уносились все дальше, воспоминания, как легкий газовый шарф, мягко окутывали ее плечи…

«Да, кстати, что же мне ответить поручику» – задумалась она, и слегка потерла правое ушко. Ушко было нежным и теплым. Она повернулась правой стороной к зеркалу – рассмотреть ушко как следует. Маленькое и розовое, ушко было прелестным, и вызвало у нее прилив теплых чувств.

«Да, я хороша» – с удовлетворением подумала она. «Хороша, нежна, и утонченна».

Она повернулась к зеркалу другой стороной, на этот раз рассматривая свою гибкую лебединую шею, слегка провела по ней пальчиком, поджала губки и о чем-то задумалась.

«Да… да… я так ему и скажу… »

Ее глаза непроизвольно поднялись наверх, она несколько раз хлопнула ресницами и затем, скромно потупив взор, томно сказала воображаемому собеседнику: «Ах, нет, прошу извинить меня, mon ami… Вы мне милы… Но свет… но maman…»

Тонкая рука сделала движение, словно раскрыла и закрыла невидимый веер. Затем какая-то новая мысль пришла ей в голову, она закрыла руками лицо, посидела так некоторое время; потом отняла руки от лица, в задумчивости разгладила пальчиками брови, нежно погладила веки, и, в конце – концов, примостилась подбородком между ладошками. Она вспомнила Париж. Париж…

«О Paris, o Paris…» – из приятного забытья ее вывел голос известной певицы, всплывший в памяти вместе с другими картинами парижских каникул.

Сумеречные улицы, тишина затворенных балконов, гулкие переходы Лувра, огни Монмартра, Эйфелева башня – разве их можно забыть? «Нет, – подумала она – никогда. Особенно медленные прогулки, легкий ветер, почти невесомые касания любимой руки к моей руке – и я, совсем еще юная, восторженная и доверчивая девочка…

Как жаль, что мой предмет был не нашего круга, а maman так строга и непреклонна. Хотя, кто знает…

Вот княжна Лиза настояла на своем, а потом, бедняжка, с горя утопилась, а ее избранник сошел с ума… Ну, какой же был скандал! Ах, какой же был скандал! Но, впрочем…

Если бы я тогда приняла ухаживания юного парижанина, сейчас уже не пришлось бы думать о поручике. Хотя… князь Владимир такой интересный, привлекательный и ранимый…

Что ж, пожалуй, с решительным ответом я пока подожду, не стану огорчать его строгостью – завтра скачки, пусть он участвует в них с легким сердцем. Я даже могу украсить его Фру-Фру своими лентами. Она такая красотка…

Или не стоит заходить так далеко? Вот влюблюсь в князя, потеряю голову, отдам ему всю себя, всю свою любовь и жизнь… Мужчины так не постоянны, а я не смогу пережить его измену и брошусь под поезд… »

Откуда – то издалека донесся протяжный звук, похожий на вой. Потом еще и еще, вой приближался, обрастал другими звуками. Эти звуки ее вспугнули, стало тревожно, как от надвигающейся опасности. Она встала, и медленно обвела взглядом комнату, вдруг ее глаза удивленно раскрылись – она увидела…

…маленькую, убогую комнатушку, а вот – «Анна Каренина», томик Пушкина, несколько старых пластинок – Пиаф, Пугачева, «Пиковая дама» и «Чародейка» Чайковского, кусочек зеркала, в котором можно увидеть свое отражение только по частям.

Она – тетя Маня – привычным жестом накинула типовую оранжевую куртку, взяла в руки флажок, и как всегда, как делала это уже много лет, вышла из станционной будки встречать приближающийся поезд.