Рассказ Татьяны Копыленко «Обратной дороги нет» вышел в Антологии новой фантастики «НФ» (издательство «Современный писатель», Москва, июнь 2025г.)
— Для меня очень ценно не только то, что мой рассказ «Обратной дороги нет» вышел в этом замечательном издании, но и то, что мне было доверено стать его главным редактором, — поделилась Татьяна Копыленко. — Россия всегда была богата на таланты, и фантастика — яркое тому подтверждение. Наши авторы создают миры, где наука встречается с поэзией, а мечта — с философией. Жанр фантастики в России живёт и развивается — от новых имён до признанных мастеров. Здесь рождаются миры, идеи и герои, способные вдохновлять целые поколения.
Татьяна Копыленко
Обратной дороги нет
Бешеная скачка продолжалась бесконечно. Что напугало ее лошадь – она так и не поняла. И вот уже, казалось, целую вечность они неслись по зеленой траве горного хребта.
Еще минута, еще мгновение, и она не выдержит этого: не выдержит горячечной гонки, не выдержит ударов встречного ветра, хлесткими пощечинами бившего ее по лицу, не выдержит ужаса, постепенно заполнявшего ее сердце, не выдержит – и умрет. Но они все неслись и неслись вперед.
«Боже, я не хочу умирать», – пронеслось у нее в голове.
Все, что она успела почувствовать в последний момент, перед тем, как потерять сознание – крепкая рука обхватила ее талию, рывок, и – темнота…
Дождь гулко барабанил в окно.
Анастасия Чайка открыла глаза и рывком села на постели – ее сердце неистово колотилось, словно это она неслась на обезумевшей лошади, а не красивая незнакомка в ее беспокойном сне…
Анастасия несколько раз медленно и глубоко вдохнула, пытаясь отдышаться, оперлась спиной о подушку и в задумчивости стала привычно накручивать на тонкий палец длинный светлый локон.
Что с ней происходит? Почему ей так тоскливо и тревожно в последнее время?
И что за видение преследует ее?
Она знала, что это не просто так: среди бела дня ее настигало одно и тоже видение – высокий, сильный мужчина смотрит на нее синими глазами, в которых бьется пламя страсти и страдания, склоняется перед ней в поклоне и уходит.
Видение повторялось с удивительной настойчивостью. И каждый раз после такого «просмотра» тяжесть ложилась ей на сердце, и становилось невыносимо тоскливо – настолько, что хотелось выть.
Странно, это все странно.
Она вполне самодостаточная, успешная, красивая, молодая женщина.
Ее – реставратора с золотыми руками и потрясающим чутьем – считали за счастье заполучить крупнейшие художественные галереи и музеи, она объездила почти весь мир, в аэропортах с надеждой и охапками бархатных роз ее любимого винного цвета, встречали мужчины, жаждущие ее.
Иногда она уступала этой жажде. Не часто, и ненадолго. Длительные отношения ее утомляли, иногда мешали – ведь она была очень занята, а любые отношения требуют внимания и времени. Ограничения своей свободы она не терпела. Да и нравились ей мужчины умные, благородные, сильные, самодостаточные и смелые. Сочетание довольно редкое по нынешним временам.
Что она чувствовала к своим избранникам? Любовь? Нет. Это чувство вообще не казалось ей очень важным. Намного важнее она считала взаимное уважение и интеллектуальную совместимость. Любовь? Говорят, она существует, но быстро проходит. И, судя по классической литературе и рассказам подруг – сильно усложняет жизнь.
А у нее – жизнь очень интересная. И уж точно она ничего не будет менять ради какого-то призрачного чувства.
В общем, у нее все было хо-ро-шо…
Так почему же ей так плохо?
Почему у нее болит душа?
Анастасия подошла к окну. Дождь почти перестал, и ей пора было собираться в мастерскую – сегодня коллективу должны были представить нового директора.
Москва была серой и хмурой, еще сырой после дождя. Анастасия медленно вела свою ярко-красную машинку, аккуратно лавируя между машинами. Неожиданно прямо перед ней дорогу выскочил джип, Анастасии пришлось резко затормозить, ее машину занесло и выкинуло на встречную полосу, по которой с хорошей скоростью прямо на нее двигался рефрижератор. Последнее, что она успела заметить – буквально, за мгновение до смертоносного удара ее машину сзади толкнул черный «крайслер», выбив из-под неотвратимо надвигающейся туши шаланды и приняв часть удара на себя.
Все произошло так быстро, что Анастасия даже не успела испугаться, а потом – уже через накатывающую дурноту она только почувствовала, как сильные руки аккуратно вытащили ее из машины, медленно подняли и… она окончательно потеряла сознание…
Что-то противно пищало прямо рядом с ней. Анастасия с трудом разлепила веки и осмотрелась. Больничная палата. Пищал какой-то медицинский прибор. Рядом на кушетке, в белом халате, небрежно наброшенном поверх элегантного костюма, дремал молодой мужчина.
Анастасия пошевелилась, и попробовала сесть на кровати. Мужчина открыл глаза и посмотрел на нее. У нее почти остановилось сердце, кровь отлила и снова прихлынула к щекам, она испытала потрясение – намного большее, чем осознание того, что она попала в аварию.
Синие, спокойные глаза внимательно и с вежливым интересом смотрели на нее. Те самые синие глаза.
– Как вы себя чувствуете? – мужчина встал, подошел к ней, помог устроиться поудобнее и присел на край постели.
– Спасибо, почти хорошо, – Анастасия ответила машинально. Она не отрываясь смотрела в эти умопомрачительные синие глаза.
– Я случайно проезжал мимо, – мужчина улыбнулся, и эта улыбка заставила ее задохнуться. – А тут какой-то… невоспитанный водитель… так невежливо вас подрезал. В общем, так сложилось, что мне выпала честь немного вам помочь, вытащить из машины и доставить сюда…
Мужчина еще раз улыбнулся – и Анастасия задохнулась еще раз.
– Разрешите представиться. Виктор Ка́рдуус, к вашим услугам, – он продолжал говорить шутливо, и это придавало удивительное очарование его низкому, звучному голосу.
Анастасия постаралась взять себя в руки. Она смогла поднять глаза и посмотреть на него: лет тридцати пяти, высокий, хорошо сложенный, темноволосый, и… эти синие глаза. Они переворачивали ей сердце.
И еще она испытала странное чувство: ей хотелось опуститься перед ним на колени и молить о прощении. За что? Она видит его впервые в жизни. Анастасия мысленно застонала и закрыла глаза.
– Что с вами? – низкий голос мужчины звучал взволнованно, она почувствовала, что ее руку накрыла горячая, сильная ладонь.
– Все в порядке, не волнуйтесь, – ответила Анастасия, не открывая глаз. – Со мной все будет в порядке, – повторила она, скорее, уже для себя самой, как мантру.
– Вот и хорошо, – он убрал руку, Анастасия сразу почувствовала себя покинутой и инстинктивно сама схватила его ладонь.
У мужчины в удивлении слегка приподнялась правая бровь, но он продолжил говорить так же приветливо и спокойно:
– Доктор уже осмотрел вас, серьезных повреждений нет – вы, наверное, родились в рубашке. Сейчас мне уже пора. Я оставлю вам свой номер телефона. Если будет нужна помощь – пожалуйста, звоните.
Он мягко разжал ее пальцы, быстро написал номер своего мобильного, положил листок на тумбочку.
Пожелал скорейшего выздоровления.
Попрощался.
И ушел.
Когда за ним закрылась дверь, ей показалось, что она сейчас умрет – настолько бесконечное одиночество и пустота навалились на нее невыносимой тяжестью.
Она закричала, забилась в истерике, и в палату вбежала медсестра.
Укол. Покой. Тишина. Сон. Синие глаза, спокойно и прямо смотревшие ей прямо в душу.
Через несколько дней ее выписали.
Анастасия вернулась домой, и начала приводить себя в порядок. Особенно ее беспокоило собственное эмоциональное состояние – впервые в жизни ее тянуло к мужчине так, что она почти не могла это контролировать.
Ей хотелось видеть его, слышать его голос, чувствовать прикосновение горячих рук. Просто быть рядом. Ей было больно находиться не рядом с ним. Смешно. Взрослая женщина, а не в состоянии справиться с собой. Нет, это не смешно.
Быть смешной Анастасия никогда не боялась, но вот быть посмешищем – этого она допустить не могла.
Чтобы избавить себя от лишнего соблазна, она сразу в больнице выбросила листок с номером его телефона.
Анастасия слонялась по квартире в тишине, не зная, чем себя отвлечь от постоянных мыслей о нем, куда себя деть. Потом решила заняться тем, что лучше всего умела – работой. Собралась, вызвала такси и поехала в мастерскую.
Она забыла, что был выходной день, и, когда вошла в реставрационную, на мгновение удивилась тому, что в просторном зале нет никого из коллег. Анастасия повесила сумку на спинку стула, подошла к зеркалу, чтобы собрать в узел свои длинные, светлые локоны, и замерла – позади нее стоял Виктор и улыбался своей феерической улыбкой, от которой у нее тихо подогнулись колени.
Анастасия присела на стоявшую рядом скамеечку, прислонилась спиной к стене и закрыла глаза.
Он подошел, наклонился, и прижался ртом к ее губам. Его поцелуй волновал, обжигал, испепелял ее, был странно знакомым и желанным. Она наслаждалась им, пылко целуя его в ответ – так, словно от этого поцелуя сейчас зависела ее жизнь.
– Как вы себя чувствуете? Вам плохо? – услышала она его встревоженный голос и открыла глаза.
Виктор стоял там же, где и раньше, и пристально смотрел на нее. Значит… ничего этого не было? Что с ней происходит? Она сходит с ума?
– Все в порядке, благодарю, – Анастасия с трудом произнесла несколько слов сухими губами – как будто на них остался пепел после пригрезившегося ей поцелуя.
– Не ожидал вас здесь увидеть так скоро, – мужчина налил воды и вложил стакан ей в руки.
– Я здесь работаю… я – реставратор… я не преследую вас…– Анастасия сделала судорожный глоток воды, и ей стало немного легче.
– Конечно, я знаю, кто вы… А я – новый директор мастерской. Неисповедимы пути…
Он продолжал стоять рядом, и смотрел на нее с каким-то непонятным выражением.
Анастасия похолодела. Новый директор… Теперь они будут видеться почти постоянно. Ее тянуло к нему неудержимо, и она из последних сил держала себя в руках. Долго она не выдержит этого. Она не сможет. Нужно убить в себе это чувство. Убить его, и жить как раньше – интересно, безмятежно…
– Если вы не против, если у вас есть силы, я хотел бы посоветоваться с вами по поводу этого…
Виктор, наконец, отошел, и остановился у ее стола. Анастасия увидела, что на нем лежит полотно, накрытое покрывалом.
– Мы выиграли конкурс на реставрацию этой картины, и я очень надеюсь на ваш дар. Если только вы уже достаточно окрепли… – Виктор приподнял правую бровь и вопросительно на нее посмотрел.
Анастасия постаралась в который раз взять себя в руки. Работа – это спасение.
– Да, конечно, я посмотрю. Я сделаю все, что в моих силах и то, что не в моих силах, я сделаю тоже, – быстро заговорила она, ей не хотелось, чтобы он понял, в каком она состоянии, насколько взволнована.
Виктор снял покрывало.
На картине, за реставрацию которой предстояло взяться Анастасии, прекрасная женщина с развевающимися на ветру длинными, светлыми волосами, на горячем коне неслась по горному склону прямо к обрыву…
Бешеная скачка продолжалась бесконечно. Что напугало ее лошадь – она так и не поняла. И вот уже, казалось, целую вечность они неслись по зеленой траве горного хребта.
Еще минута, еще мгновение, и она не выдержит этого: не выдержит горячечной гонки, не выдержит ударов встречного ветра, хлесткими пощечинами бившего ее по лицу, не выдержит ужаса, постепенно заполнявшего ее сердце, не выдержит – и умрет. Но они все неслись и неслись вперед.
«Боже, я не хочу умирать», – пронеслось у нее в голове.
Все, что она успела почувствовать в последний момент, перед тем, как потерять сознание – крепкая рука обхватила ее талию, рывок, и – темнота…
Она очнулась от нежного аромата роз и открыла глаза – ее любимые цветы в хрустальной вазе стояли на прикроватном столике. Комната была просторной, светлой, и такой… домашней.
Рядом, в большом кресле, спал мужчина.
Словно почувствовав ее взгляд, он открыл глаза и внимательно посмотрел на нее.
– Как вы себя чувствуете, графиня? – его голос был низким, звучным, и еще немного хриплым ото сна.
– Благодарю вас, я чувствую себя хорошо, – графиня Давина Хантли поудобнее устроилась на постели. – Кто вы, и где я нахожусь?
– Прошу простить, я не представился,– мужчина откашлялся, поднялся и подошел ближе. – Финлей Грэм, маркиз Ментойл, к вашим услугам. Мы всё также в долине Гленко. Вы в моем замке…
Давина помнила этот замок. Величественный и прекрасный, постепенно приходивший в запустение без хозяйского глаза: старый маркиз некоторое время назад скончался, не дождавшись возвращения своего сына из дальнего похода. Слуги поддерживали замок, как могли, но ему был нужен хозяин.
И вот, он вернулся.
Перед ней стоял мужчина лет тридцати-тридцати пяти, благородной наружности, загорелый, высокий, хорошо сложенный, со сверкающими синими глазами, кудрями цвета воронова крыла, спускавшимися ему на плечи, в удобной одежде военного покроя. Он смотрел на нее прямым, внимательным взглядом, и в этом взгляде было нечто такое, что волновало ее, заставляло сердце биться быстрее, а губы сохнуть.
– Что вы помните, графиня? – звук его голоса нарушил тишину, и она очнулась, с удивлением отметив, что на какое-то время выпала из реальности.
– Я помню… скачку… лошадь понесла… она словно обезумела… мы неслись, не разбирая дороги… я никак не могла ее успокоить… уже прощалась с жизнью… И… все… Больше ничего не помню… Так что случилось?
– К счастью, я успел вас догнать и выдернуть из седла почти в последнее мгновение. Лошадь несла вас прямо к обрыву, и упала в него, слава Богу, уже без вас. Вы потеряли сознание, и я привез вас сюда, к себе, мой замок был рядом. Доктор уже осмотрел вас, ранений нет. Вам просто нужно отдохнуть некоторое время. Надеюсь, вы соблаговолите принять мое гостеприимство, – его голос странно дрогнул на последних словах, а руки сжали томик «Одиссеи», которую он читал, пока ждал ее пробуждения, да так и продолжал держать.
Давина молчала.
Вокруг нее всегда было много мужчин. Еще бы! Первая красавица Шотландии, о которой слагали саги, молодая, высокая, тонкая, голубоглазая, белокурая, очаровательная, умная, состоятельная, последняя надежда древнего, славного рода, независимая и гордая.
Она знала мужчин, ведь она жила в мужском мире, знала их сильные и слабые стороны. И легко к ним относилась. Сколько раз ей делали предложение? Она никогда этого не считала.
Свобода – вот что для ее было дороже всего. Свобода распоряжаться своей жизнью, свобода не спрашивать позволения, свобода от зависимости влюбленного сердца добровольно отдавать свою свободу в руки мужчины.
Но этот странный и притягательный мужчина… Она почувствовала, что ее сердце сжалось и сладко заныло…
Ей нужно домой! Скорее!
– С благодарностью принимаю ваше гостеприимство, – удивляясь сама себе, она сказала совсем не то, что собиралась. – Прошу, пошлите вестника ко мне в поместье, необходимо предупредить слуг, чтобы не волновались.
– Конечно, незамедлительно, – казалось, он облегченно вздохнул, даже не заметив, что все это время затаив дыхание ждал ее ответа.
И потекло время… Ее горничная привезла платья и другие необходимые вещи. Ежедневно ее навещал врач. Хозяин замка не докучал ей своим присутствием, но возможность оценить его таланты у нее была.
Они встречались вовремя совместной трапезы и вели светские беседы. Иногда сталкивались в огромной библиотеке, и тогда их беседы становились более пространными. Финлей был очень интересным собеседником, побывавшим в разных странах, сражавшимся в битвах, много повидавшим и пережившим.
Когда она окрепла, к беседам в библиотеке прибавились неспешные, продолжительные прогулки. Он шел рядом с ней, подстраиваясь под ее шаги, иногда подавая ей руку, отводя ветки деревьев, или срывая для нее цветы.
Давина стала к нему привыкать. К его низкому голосу, внимательному взгляду, твердой руке, атмосфере спокойной, уверенной и мягкой силы, распространявшейся вокруг него. Он был неизменно спокоен, тактичен, и ненавязчив. Правда иногда она замечала его пристальный, словно изучающий взгляд – казалось, он пытался разглядеть в ней нечто такое, что не было заметно с первого взгляда.
Иногда ей даже было странно – почему он до сих пор не сделал попытки добиться ее расположения, как обычно это делали окружавшие ее мужчины? Обстановка располагала: он ее спаситель, она находится в его доме, он хорош собой, сильный, опытный воин, прекрасно образован, знатного, хоть и угасающего рода…
Но думать над этим Давине не хотелось – пожалуй, впервые в своей жизни она наслаждалась абсолютным покоем. Ей не нужно было себя защищать в его присутствии – она просто чувствовала себя рядом с ним защищенной. И ей это нравилось. Очень нравилось. И пугало. До истерики.
Наконец настало утро прощания. Казалось, накануне Финлей провел бессонную ночь: он сидел за столом белый, как смерть, с черными тенями под глазами, машинально отвечал на ее редкие вопросы, и снова умолкал, ничего не ел, только мял в руках льняную салфетку, иногда пытался заглянуть ей в глаза – словно ища в них ответ на мучивший его вопрос.
Наконец, завтрак закончился, Давина поднялась из-за стола и вышла во двор. Ее свита ждала у ворот.
Финлей мягко взял ее за талию и одним плавным движением усадил в коляску.
– Графиня… Давина… – казалось, ему с трудом дается каждое слово. – Прошу… Вы можете… Вам обязательно нужно ехать? – он смотрел на нее так, что казалось, от ее ответа зависит его жизнь.
Сам того не замечая, он взял ее руки в свои и не отпускал их.
– Конечно, маркиз. Мне пора. – Давина мягко высвободила свои руки, но он снова взял их, снова не заметив этого.
– Надеюсь, я еще буду иметь счастье увидеть вас. Прошу, берегите себя, – он замолчал, у него перехватило горло.
– Конечно, благодарю вас за спасение и помощь, – она наклонилась и легко поцеловала его.
Шеки мужчины вспыхнули румянцем.
«Неужели он смутился? Боже, в наше время, в нашем обществе, это такая редкость!» – подумала графиня.
Глаза Финлея пылали, в них билось и бушевало пламенем такое страдание и такая мольба, что Давина отшатнулась и решительно выдернула свои руки из его горячих ладоней.
«Нужно бежать. Иначе я останусь. Он любит меня. Он действительно меня любит. Зачем? К чему усложнять себе жизнь этим чувством? Это такой огромный риск! Сколько он еще будет любить меня? Он еще молод. Он разлюбит меня когда-нибудь. Я не хочу страдать. Если я позволю себе полюбить его, а он меня разлюбит – мне будет больно. К чему мне это? Я так счастливо и беззаботно жила до него», – и взгляд Давины постепенно обрел свое обычное безмятежное выражение.
– Всего хорошего! Благодарю! – она дала знак кучеру, и коляска тронулась с места.
Финлей смотрел ей вслед – долго и неотрывно. Она знала об этом, ей хотелось обернуться, но – решение было принято.
Через несколько месяцев Давина почти забыла и о происшествии, и об этом странном человеке. Эпизод ее жизни завершился – она шагнула дальше и продолжила свой путь.
Зимой графиня переезжала в Эдинбург. Она любила танцевать и с удовольствием проводила время, посещая балы.
В самый разгар праздничного новогоднего сезона она давала бал у себя в особняке. Наслаждаясь танцем, поддерживая с партнером легкую светскую беседу, она вдруг почувствовала желание обернуться: фигура в темном, одиноко стоявшая у дальнего окна, выпадала из общего веселья – сердце графини гулко стукнуло и пропустило удар. Давине пришлось остановиться, извиниться перед кавалером, отойти в сторону и перевести дыхание.
Финлей смотрел на нее. Его взгляд заставил ее обернуться во время танца. Он подошел, подал ей руку и вывел в соседний зал.
– Приветствую вас, графиня…
Его голос был обманчиво ровным, она уже знала эту интонацию – он делал над собой невероятное усилие, чтобы говорить спокойно, но в его синих глазах снова бушевал огонь.
Она знала, о чем он сейчас ее спросит.
И знала, что она ему ответит.
Поступиться свободой? Нет.
Ну зачем он приехал, этот странный мужчина, прямо смотревший в глаза, прямо задававший вопросы и ожидавший прямого ответа!
Она мысленно застонала.
Зачем? Ну зачем ему это нужно? Разве нельзя наслаждаться жизнью, не обременяя себя такими условностями?
– Благодарю, у меня все благополучно. Вы решили посетить столицу? – она попыталась перевести разговор в привычное для себя русло ничего не значащей светской беседы.
– Давина, я люблю вас и прошу стать моей женой. Вы… выйдете за меня? – он выдохнул эти слова на одном ударе сердца и замер, словно ожидая приговора.
Вот и все.
Слова, которых она боялась и – … ждала? – сказаны.
– Нет, прошу простить. Я не могу принять ваше столь лестное предложение, – ее голос был вежливым и холодным.
Его сердце разбилось. Давина, буквально, услышала – как оно разбилось на мелкие, мертвые, острые осколки.
Для Финлея на какое-то время мир перестал существовать – так невыносимо сильно заболело его разбитое сердце.
– Вы еще встретите девушку более достойную вас, чем я, – донеслось до него через марево этой боли.
Более достойную…
Вежливый, бесповоротный отказ…
Она просто его не любит…
Он зря строил иллюзии и цеплялся за них в надежде на… что?
Финлей понимал, чувствовал – если он приложит усилия, то сможет пробить стену равнодушия и получить Давину. Но заставить ее полюбить себя он не сможет.
Она не желала любви. Она не желала любить.
Почему он не понял этого раньше…
– Простите, графиня, что потревожил вас своим нелепым предложением. Желаю вам счастья…
В следующее мгновение он шагнул к ней и прижался к ее губам долгим, горячим, обжигающим, испепеляющим поцелуем. Когда через вечность он заставил себя от нее оторваться, то резко повернулся и вышел из зала. Постепенно его шаги стихли, словно растворились в воздухе, словно он и не приходил.
Бал шумел, радовался и смеялся. Давина вернулась к гостям. Впереди еще было столько развлечений!
После окончания зимнего сезона графиня решила не возвращаться в поместье.
Через некоторое время в Эдинбург пришло известие: последний маркиз Ментойл завершил в замке свои дела, уехал и погиб в бою, сражаясь за веру…
– …Неизвестный художник, Шотландия, 17 век. Найдена в долине Гленко, в заброшенном замке, чудом сохранилась, – возвращаясь в реальность, услышала Анастасия голос своего любимого.
Любовь?! Любовь… Какое счастье – любить…
Анастасия смотрела на Виктора и понимала, что обратной дороги нет.
Понимала, что она с радостью сделает все, что он только попросит.
Что она будет цепляться за него, даже если он будет относиться к ней исключительно как к ценному сотруднику.
Даже если он будет к ней холоден.
Даже если она никогда не сможет почувствовать на своих губах его обжигающий поцелуй.
Даже если она за всю свою жизнь не сможет вымолить у него прощения.
Даже если каждый день присутствия рядом с ним будет для нее пыткой.
Она сделает для него все – лишь бы он был счастлив.
Она готова страдать – лишь бы он был счастлив.
Она отдаст ему свою кровь, свою жизнь – лишь бы он был счастлив.
Анастасия настолько погрузилась в свои чувства, что не замечала выражения, с которым Виктор смотрел на нее: в его глазах была нежность, сострадание, понимание… и… сомнение?
Виктор знал, что сейчас чувствует Анастасия.
Любовь.
Любовь, которая пришла нежданно, сразу – подобно молнии, ударившей в высокое дерево и заставившей его заполыхать ярким, горячим, высоким пламенем.
Когда-то давно, в другой жизни, его самого в одно мгновение накрыло с головой чувство любви к ней, и он не смог пережить ее отказа – настолько велико было его страдание от неразделенной любви.
Тогда в Шотландии поднималось восстание, и он выбрал священную битву, которая помогла ему избавиться от этой боли с честью.
Для чего они снова встретились через время?
Рискнет ли он еще раз позволить любви захватить себя?
Виктор не знал.
Или – дать Анастасии возможность прочувствовать то страдание, которое она ему когда-то причинила?
Нет, этого он не сделает.
При воспоминании об ее холодном отказе его разбитое, израненное острыми, холодными осколками сердце, снова начало истекать кровью.
Так что же…
Он почувствовал, как нежная, теплая ладонь накрыла его руку – его сердце вздрогнуло и улыбнулось.
Обратной дороги нет.